Искра и ветер - Страница 104


К оглавлению

104

«Правосторонний бык», «Дрозд», «Вьющийся шелк», «Каменная юбка», «Язык», «Град», «Черная белка», «Огненная месть». Стойки и удары сменяли друг друга, сливаясь в одно беспрерывное движение. Противники пользовались его несколько скованными движениями и пытались достать ударами по ногам. Он отбивался молча, яростно, остервенело. На него наседали, но синеватый клинок продолжал с визгом рассекать воздух, защищая хозяина.

Наконец, когда боль в колене стала совсем невыносимой, он, шагавший уже с явным трудом, опустил меч, давая соперникам понять, что бой окончен. Те убрали оружие в ножны.

— Как всегда, великолепно, господин, — сказал один из них.

— Благодарю. Свободны. Увидимся завтра.

Они поклонились и ушли.

Лей-рон, мокрый от пота, со стянутыми в хвост волосами, прохромал к соснам и сел на землю, отмахнувшись от слуги, притащившего кресло. Достав из-за пояса платок, он тщательно протер морасский клинок, по которому вились похожие на стебли южного вьюна узоры. Теперь «Синий лед» редко участвовал в настоящих битвах, уступив место куда более эффективной «искре». Калеке не пристало махать мечом.

Проклятый убрал оружие в ножны и машинально помассировал ноющее колено. Этот жест за долгие годы стал у него привычным. Боль медленно и неохотно покидала неправильно сросшуюся кость, но никогда не исчезала до конца. Лей-рон лег на траву, закинул руки за голову и стал смотреть на кроны сосен и медленно проплывающие над ними облака.

Его притягивала, завораживала и в то же время пугала высота.

Мужчины ничего не должны бояться. Так говорили в его народе много веков назад. Но после Темного мятежа он не единожды просыпался от кошмаров и старался избегать высоты. То падение до сих пор стояло у него перед глазами.

Его вышвырнули из Зала Совета, сбросили с самой вершины Башни Альсгары, заставив падать в бездну, сквозь горящий воздух, плавящийся камень и взлетающие в небеса души убитых носителей «искры».

Мир сошел с ума, воздух стал водой, огонь снегом, снег стеклом, а стекло — раскаленным металлом. Запахи и звуки поменялись местами. Сила, что была освобождена в день мятежа, казалось, перековывала саму вселенную. Башня плакала, словно живая, и ее слезы прожигали в земле и камне огромные ямы, позже превратившиеся в озера. Многие районы Альсгары горели.

В тот день «искры», не выдерживая выплеснутой силы, меняли привычные плетения, искажали и извращали их. Щиты, которые Огонек воздвиг вокруг себя, лопались с каждым ярдом падения. Они трещали, расползались по швам, рвались в клочья, превращались в морскую пену и таяли. Лей-рону потребовалось все его мастерство, чтобы удержать последний, распадающийся под пальцами, словно саван мертвеца, щит. И все равно это не спасло его от того, чтобы стать калекой.

Он лежал на горячей дымящейся земле, среди трупов своих учеников и друзей, умирая от жуткой боли в ноге, и выл от ярости и страха за судьбу Черканы, оставшейся наверху без его поддержки.

Тот, кого потом назвали Чумой, пытался ползти, пытался вернуться, но у него мало что получилось. Рухнувшие с небес редко воспаряют обратно.

Ему до сих пор было стыдно за свое поражение. И за свой страх.

Краешек солнца появился из-за правой, самой пушистой сосны, Лей-рон прикрыл глаза, чувствуя на лице тепло лучей, а затем неохотно сел. Краткое время отдыха после тренировочного поединка прошло. Пора заняться делами.

По ножнам неторопливо ползла божья коровка. Проклятый подставил палец, терпеливо дождался, когда насекомое залезет на него, и бережно ссадил на лист ближайшего одуванчика. Затем встал и, хромая, направился к шатрам, разбитым на противоположной стороне большой поляны.

Набаторский гонец терпеливо ждал его. Лей-рон молча протянул руку, взял пакет, жестом отпустил солдата и, пройдя мимо почетного караула гвардейцев, вошел в шатер. Сел в низкое плетеное кресло и с облегчением вытянул ногу, которую продолжала грызть боль.

— Ты ведешь себя неразумно. Лекарь запретил тебе нагрузку на колено.

Аленари, уже полностью одетая, восседала на кровати и чесала за ухом развалившегося уйга. Тот блаженно жмурил желтые глаза и урчал. Лей-рон неодобрительно посмотрел на зверя в своей постели и распечатал конверт:

— Ты ведь хотела сегодня поспать чуть дольше, чем обычно.

— Отоспимся, когда выиграем эту войну.

Он цепко взглянул на нее. Раньше ему тяжело было понять, какие эмоции скрываются под холодной маской. Теперь — мог читать по глазам и голосу.

— Что случилось?

Она едва заметно хмыкнула и опустила плечи:

— От тебя всегда было тяжело что-то скрыть. Я говорила с Митифой.

— И?! — Он подался вперед.

— Новости безрадостные. От ее армии ничего не осталось. Полный разгром. Она сама уцелела лишь чудом.

Лей не стал давать волю своей ярости, быстро пробежал глазами по строчкам донесения и только после этого сказал:

— Клянусь Угом, для нас это может плохо кончиться.

— Клянусь Соколом, ты прав, — в тон ему ответила Проклятая, и ее изящные пальцы на миг перестати гладить уйга.

— Я всегда считал, что доверять ей армию может стать непростительной ошибкой.

— Не кори себя, Лей. У нас не было выбора.

Он хмуро кивнул и задумался. Тальки и Рован, на которых он так надеялся, умерли гораздо раньше, чем следовало. Их гибель поставила под угрозу всю кампанию.

— Что она сделала? Ее армия была вдвое сильнее. Там было три моих полка. Отличные воины! Как можно было дать себя разбить кучке измотанных солдат и трем десяткам нирит?

104